Красная строка №6 (442) от 2 марта 2018 года

А была ли девочка?

Про итоги единого государственного экзамена (ЕГЭ), который сдавали выпускники средней школы в 2017 году, за прошедшие шесть месяцев сказано и написано очень много. В том числе и про нарушения условий этой самой государственной итоговой аттестации (ГИА), и про прямые фальсификации ее результатов. От замены трех букв — ЕГЭ на ГИА — суть проблемы не изменилась, несмотря на все усилия власти по «реформированию и дальнейшему развитию» навязанной нам «западными партнерами» такой, мягко выражаясь, своеобразной системы сдачи и приема выпускных экзаменов: дети все равно страдают, отечественное образование деградирует, будущее страны под угрозой.

В Орле не писали и не говорили ничего скандального. Наш регион по-прежнему — «тишайшая епархия», как выразился однажды покойный патриарх Алексий Второй в своем обращении к местному архиепископу.
Хотя спросите у добросовестных преподавателей орловских вузов, и они вам скажут, что уровень школьных знаний очень многих студентов, поступивших в наши университеты, из года в год зачастую не соответствует высоким баллам их ЕГЭ.

Ольга Васильевна — тоже очень тихая, скромная женщина. Не потому что «заедена средой», а потому что она человек глубоко верующий, воцерковленный, то есть не из тех, кто привык качать права по малейшему поводу.

Но когда вот так тихо, без злобы и ненависти, с сухими от сжигающего страдания глазами рассказывают подобные истории, становится не по себе.

Ее история, как вы догадались, про ЕГЭ. В 2017 году итоговую аттестацию проходила, конечно, не Ольга Васильевна, а ее дочь, которую здесь мы назовем Еленой: ведь девочке из небогатой семьи еще предстоит учиться и жить в нашем «тишайшем» регионе, и шансов вырваться отсюда у нее почти нет. Так что изменение имен и фамилий, скажем прямо, — это вынужденная предосторожность и, если хотите, знак недоверия тем, «кто правит бал», «вершит судьбы», «имеет рычаги влияния» — назовите, как хотите — в нашем городе и области, где если что и происходит, то остается глубоко под спудом.

История же такова. Елена, выпускница одной из орловских школ, сдавала в рамках ГИА четыре экзамена: два обязательных — математику и русский язык, и два экзамена по выбору — химию и английский. Химия ей была нужна потому, что девочка собиралась поступать в Орловский, теперь уже объединенный, госуниверситет на специальность «Технология продукции и организация общественного питания». Потому и математику сдавала не на общем базовом уровне, а на профильном.

Тут важно отметить, что, имея хорошие музыкальные способности (Елена с отрочества поет на клиросе в церковном хоре), она все-таки стремилась получить образование по упомянутой университетской специальности. О целеустремленности девочки красноречиво говорит тот факт, что она даже закончила платные курсы поваров при одном из орловских профессиональных колледжей, будучи еще старшеклассницей. И Елена хотела продолжить образование, чтобы работать именно в этой сфере.

Еще учась в школе, девочка участвовала в межрегиональной олимпиаде по химии «Мега-Талант» и набрала 23 балла из 30. Она получила неплохой результат — 78 баллов из 100 — в олимпиаде по химии, которую проводил Орловский госуниверситет. Есть у Елены и диплом победителя третьей степени Первой международной олимпиады по английскому языку, и диплом призера отборочного этапа межрегиональной олимпиады «Путь в науку» по русскому. С химией она дружила всегда и занималась ею плотно с хорошим репетитором. Он ей сказал незадолго до экзаменов: мол, не волнуйся, даже в полуобморочном состоянии 70 баллов ты по моему предмету заработаешь.

А теперь представьте себе: открывает выпускница, столь усерд­но готовившаяся к экзаменам, интернет, заходит на сайт Орловского регионального центра оценки качества образования и видит, что ее работа по химии оценена всего лишь в 31 балл, то есть на «двойку». Более того, девочка не узнает свою работу: и почерк какой-то чужой, и знаки равенства стоят там, где, как учил репетитор, должны быть только стрелочки, и последнего задания нет вовсе, хотя Елена хорошо помнит, что решала его.

Открыв свои работы по другим предметам, девочка и их не узнала. Математика написана как будто разными почерками. В одном из заданий полностью отсутствует так называемая числовая прямая, которую — Елена хорошо помнила это — она изобразила! И если на первой странице в нескольких местах в ответах повторялась фраза «решений нет», то на второй слова вдруг поменялись местами: «Нет решений».

В одном из заданий по русскому языку, где нужно было написать небольшой текст — что-то вроде мини-сочинения по литературному произведению — вместо фразы «Я не согласна с автором…» было написано «Я полностью согласна с автором…». Хотя Ольга Васильевна хорошо запомнила, как придя с экзамена по русскому, дочь сказала, что ей скорее всего снизят оценку, потому что она все-таки «не согласилась с автором», несмотря на все предэкзаменационные предупреждения учителей не делать этого. На странице по английскому языку девочка увидела буквы, как будто нарочно подписанные там, где их не должно было быть. И все это под «шапкой» таинственных непроницаемых штрихкодов.

Нет, экзамены по математике, русскому и английскому не были «двоечными». Но и тут были потеряны (или украдены?) баллы. «Неуд» же по химии хоронил все надежды на поступление в университет. Впечатления же от работ по другим предметам только усиливали подозрения: эта «двойка» по химии не случайна!
Позже, как вспоминает мать девочки, ректор Орловского госуниверситета О. В. Пилипенко в присутствии секретаря приемной комиссии сказала, держа в руках олимпиадный диплом девочки: «Нет, двойки по химии быть не может».

Тем не менее, университет ничего не смог сделать для Елены. Ее документы вуз не принял.
Апелляция по химии, поданная в региональный центр оценки качества образования, была отклонена.
Запомнилось Ольге Васильевне, как заместитель руководителя областного департамента образования В. В. Агибалов на приеме у другого видного руководителя нынешней областной власти — заместителя председателя правительства по социальной политике А. И. Усикова задавал риторические вопросы: мол, вы понимаете, что если «это дело тронуть», то многие головы полетят? То ли искал сочувствия, то ли расписывался в полной беспомощности — Ольга Васильевна так и не поняла.

Но она хорошо запомнила слова Агибалова, что некая проверка по их делу близится к завершению и что работа по химии «была переписана» человеком, ничего в химии не смыслящим, а частица «не» в экзаменационной работе по русскому языку якобы была «затерта». Обещал высокопоставленный чиновник еще раз «попытаться убедить» свою начальницу — члена правительства Орловской области, руководителя департамента образования, бывшего директора орловского лицея № 22 Т. А. Шевцову.

Но, видимо, не убедил, потому что уже через месяц, в августе, мать получила пространный ответ из департамента образования за подписью Т. А. Шевцовой, который заканчивался тяжелой, как приговор, фразой: «В связи с вышеизложенным нарушений порядка проведения ГИА не выявлено».

Ольга Васильевна обратилась в прокуратуру. В результате полиция пришла к ее дочери.

— Мою девочку сняли с занятий. Она поступила в музыкальный колледж, — рассказывает мать. — Дочка даже преподавателя предупредить не успела. Три часа она вынуждена была что-то писать для почерковедческой экспертизы. Потом, насмерть перепуганная, она сказала мне и бабушке: «Защитите меня, избавьте меня от Гришиной!».

Умеет наша полиция разговаривать с людьми…

В конце декабря старший инспектор по делам несовершеннолетних ОУУП и ПДН УМВД России по г. Орлу майор полиции Н. В. Гришина подписала постановление об отказе в возбуждении уголовного дела: экспертиза установила, что все четыре экзаменационные работы выполнены самой Еленой.

— Но мы так и не увидели подлинники работ, — говорит Ольга Васильевна. — С ними якобы работают эксперты. Они доказывают, что бланки отпечатаны, как и положено, в типографии «Труд», что почерк соответствует. Но нам их не показывают. Мы видим только электронные копии. Но те ли это лис­ты, которые заполняла на экзамене моя дочь?

Казалось бы, если идентифицирован почерк, то какие еще могут быть экспертизы? Но вот одна маленькая деталь. В августе прошлого года в Орле работала комиссия Генеральной прокуратуры. Был организован прием граждан. Он получился массовым: на то она и «тишайшая» область! Был на этом приеме в порядке общей очереди и главный редактор «Красной строки». Он рассказал сотрудникам генпрокуратуры об украденном тираже нашей газеты и о том, как это дело благополучно «похоронили» местные правоохранительные органы. Была в той очереди и Ольга Васильевна с дочерью.

— Старший советник юстиции М. С. Корнеева сверила почерк в экзаменационной работе по химии с почерком в школьной тетради мой дочери, попросила ее кое-что написать тут же на листке бумаге и сказала: «Здесь подлог», — рассказывает Ольга Васильевна.

Но эти слова московского прокурора так и не стали официальным заключением. Как, впрочем, и слова представителей генпрокуратуры по поводу украденного тиража «Красной строки», которые, как вспоминает наш редактор, тоже были вроде бы обнадеживающими. Но для нас сейчас важно одно — слова эти были сказаны, и они, как минимум, дают повод усомниться в официальных выводах по тому и другому делу. Или что, представители генпрокуратуры не ведают, что говорят и как их слово отзовется?

Можно, конечно, возразить: в этой истории про ЕГЭ много субъективного. Ну, переволновалась девочка на экзамене, наделала ошибок. А потом сама удивилась тому, что написала и отказывается теперь в это поверить — всякое бывает! А теперь давайте вдумаемся в эту логику: если подобное действительно возможно, то что же это за система «государственной итоговой аттестации», которая способна довести выпускницу школы до того, что она собственные работы не может узнать?

Система грозит Елене еще и тем, что если вдруг будет доказано, что выложенные на сайте центра экзаменационные работы — не ее, то они будут аннулированы, и Елене придется пересдавать ЕГЭ, чтобы подтвердить свое среднее образование. А подлог это или не подлог, систему уже интересовать не будет — это не ее компетенция.

Так что, с какой стороны ни взгляни, некрасивая история получается. И если и впрямь в Орловской области по итогам ЕГЭ 2017 года было зафиксировано более 400 жалоб от участников итоговой аттестации и их родителей, то есть смысл обратиться к этим семьям с предложением поделиться с нашей газетой своими сомнениями и аргументами, если, конечно, они у вас есть. Мы их соберем, систематизируем и озвучим. Может быть, тогда и Рособрнадзор, и Генпрокуратура обратят внимание на «тишайшую» Орловщину, а героиня рассказанной здесь истории сможет поступить в университет на желанную специальность?

Андрей Грядунов.