Красная строка № 41 (436) от 29 декабря 2017 года

Новый год и Рождество: что первично?

Традиция празднования Нового года прочно вошла в нашу жизнь. Но в советское время Новый год вытеснил Рождество из массового сознания. Даже еще в середине 1990-х в Орле, например, не было ночных Рождественских служб. Все храмы города стояли закрытыми. Службы шли только в монастырях. Потом ситуация изменилась Но и календарно, и психологически великий христианский праздник остается в современной России вторичным. На первом месте — Новый год. И государство вместе с телевидением продолжает поддерживать это первенство.

Такова сила секулярной инерции, которую задала советская власть. В интернете можно найти массу интересных подробностей из истории вытеснения Рождества Новым годом.

Люди советского возраста, конечно, помнят детский рассказ «Елка Ильича». В его основе воспоминания Владимира Бонч-Бруевича о поездке Ленина 19 января 1919 года в Сокольники, где отдыхала его жена Надежда Крупская. Там же был организован детский «праздник зимней ёлки». В красивую историю эта поездка превратилась потом, в конце 1930-х годов. В реальности на Ильича в ту ночь напали бандиты и отняли у него машину. Как пишет Г. Сташков (журнал «Ваш тайный советник», № 1, январь 2015 г.) существовала и откровенно культовая версия этой истории. Бандиты останавливают Ленина, а он якобы говорит им: «Я сегодня должен быть на ёлке. Меня ждут дети».

И бандиты отпускают Ленина. «Чисто религиозный сюжет — «святой» и раскаявшиеся разбойники, — подчеркивает Г. Сташков. — Эти истории печатались в Советском Союзе миллионными тиражами».
Но тиражи эти появились не сразу.

Корней Чуковский вспоминал, что накануне 25 декабря 1924 года «засыпали ёлками весь Ленинград, сбили цену до 15 коп.». «И я заметил, — пишет Чуков­ский, — что покупаются ёлки главным образом маленькие, пролетарские — чтобы поставить на стол».

Обратите внимание, страна давно живет по григорианскому календарю, а жители Питера по традиции празднуют Рождество 25 декабря, не католическое, а своё, православное. Потому что более двухсот лет этот праздник был главным, первым, а Новый год — вторым, одним из святочных увеселений.

Одни источники утверждают, что в 1920-х Рождество оставалось нерабочим днем. Другие — что празднование вроде как не запрещалось, но за неявку на работу могли поставить «прогул».

Поиски «нового смысла» для старого праздника начались чуть ли не сразу после Гражданской войны. Но праздновать вместо христианского Рождества комсомольское — не получилось: не воспринял народ. Тогда началась активная антирелигиозная пропаганда. В широко распространяемых брошюрах того времени можно было прочитать вот такие стишки:

На пьяную ёлку
тратится денег масса,
Пьяный праздник —
в кармане дыра.
Сохранит твои деньги
сберегательная касса.
С пьяным праздником
кончать пора.

Или вот такие «в защиту экологии»:

Не позволим мы рубить
молодую ёлку,
Не дадим леса губить,
вырубать без толку.
Только тот, кто друг попов,
Ёлку праздновать готов!

Доставалось и деду Морозу, который, хоть и без Снегурочки, но был героем дореволюционных святочных дней и новогодней ночи:

Ах, попался, старый дед,
К пионерам в сети!
Приносил ты детям вред
Целый ряд столетий!
Детям ты втирал очки,
Говоря о боге.
Только мы не дурачки —
С нашей прочь дороги!
Мы всё божеское вон
Гоним неустанно,
Нам милей,
чем праздный звон,
Грохот барабана!..

в 1928 году отдельные попытки организовать продажу елочных украшений вызывали гневные отповеди трудящихся в советской печати. А в 1929 власти приняли официальное решение, согласно которому в советском календаре осталось только два праздника: 1 мая и 7 ноября. Для Нового года и тем более Рождества там места не нашлось: «старорежимные» праздники стали обычными рабочими днями.

Есть все основания полагать, что в этом проявилось влияние троцкизма. Троцкий был выслан из страны в том самом 1929 году, но понадобилось еще шесть лет, чтобы в декабре 1935 года в газете «Правда» была опубликована статья кандидата в члены Политбюро и второго секретаря ЦК Компартии Украины Павла Постышева «Давайте организуем к Новому году детям хорошую ёлку». Постышев писал: «В дореволюционное время буржуазия и чиновники всегда устраивали под Новый год своим детям ёлку. Дети рабочих с завистью через окно посматривали на сверкающую разноцветными огнями ёлку и веселящихся вокруг неё детей богатеев. Почему у нас школы, детские дома, ясли, детские клубы, дворцы пионеров лишают этого прекрасного удовольствия ребятишек трудящихся Советской страны? Какие-то, не иначе как «левые» загибщики ославили это детское развлечение, как буржуазную затею…».

«Ёлки должны быть в школах, детских домах и клубах!» — вторил Постышеву первый секретарь ЦК ВЛКСМ Александр Косарев.

Через три дня после публикации статьи Постышева московская печать сообщила о поступившем в продажу расширенном ассортименте елочных украшений. Развернулись и елочные базары.

А «левые загибщики», которых недобрым словом помянул Постышев, — это, как известно, и есть троцкисты с их бредовой идеей полного, как сейчас говорят, переформатирования России, национальных и духовных традиций русского народа. Троцкий предполагал сжечь все это в пламени мировой революции во имя торжества глобализма под красным флагом. Но не вышло. И в СССР вернулась традиционная елка, правда не Рождественская, а Новогодняя.

Таким образом, 1935 год можно считать началом официального признания Нового года в СССР.

«Когда в октябре 1937 года Каганович спросил у Сталина: «Где будем ставить главную елку?», тот ответил: «У нас все елки главные». Из числа парашютистов агитэскадрилий в срочном порядке стали формироваться отряды Дедов Морозов, чтобы забросить новогодние подарки в самые недоступные уголки страны. В прочие населенные пункты в канун 1938 года выехали агитпоезда, агитавтомобили и аэросани, вылетели гражданские самолеты, отправились лыжники и даже спецкурьеры на оленьих упряжках.

Но Елка в Доме Союзов была вне конкуренции. Чудеса ожидали с первого шага. На верхней площадке лестницы, оформленной в виде сказочной горы, стоял краснозвездный самолет. Тогда весь народ следил за покорением Арктики, а имена летчиков-полярников были известны каждому советскому ребенку. Зал Арктики, специально оборудованный в Доме Союзов на время елочных представлений, был постоянно переполнен. Самым привлекательным экспонатом оказалась огромная модель строящегося ледокола. Впрочем, дети не скучали и в других залах: в одном они разглядывали диковинных зверей, привезенных из зоопарка, в другом встречались с героями народных сказок и популярных советских детских книг, в третьем их ожидали аттракционы на любой вкус. Но центром праздника была красавица-елка, на которой сверкали в лучах прожекторов десять тысяч елочных украшений с рабоче-крестьян­ской и коммунистической символикой». («Огонёк», № 52, 2008 г.).

С тех пор Новогодний праздник уверенной поступью шагает по России. Он бесцеремонно накрывает пышные столы в Рождественский пост и «зажигает» с телеэкранов. Эта бесцеремонность стала ощутимей с тех пор, как Рождество было официально признано и реабилитировано. Вроде бы уже никто на государственном уровне не пытается один праздник подменить другим, но по размаху официальных торжеств Новый год по-прежнему — первый и главный. Гражданам России при этом предоставляется полная свобода выбора, и большинство вместе с властью выбирает Новый год, оставляя Рождество «на потом». «Обычай — деспот меж людей». И надо признать — календарь тоже.

Но буквально на днях в орловской маршрутке случайно услышал, как пожилая женщина сказало кому-то по телефону: «Мои молодые Новый год не празднуют. Рожества ждут». Исключение или тенденция?

Мудрецы утверждают, что так и должно быть, что по большому счету верность христианским традициям может быть только подвигом личной веры, что никакие государственные установления и календари здесь не помогут. Но, с другой стороны, «дух творит себе формы». И если государство официально позволяет праздновать Новый год раньше православного Рождества, во время поста, не отрицая при этом значения последних, значит, что-то не то с духом и формой этого государства. В этом смысле И. В. Сталин и Советская власть были куда последовательней.

Подготовил Андрей Грядунов.