Любая яркая личность обрастает легендами, которые так или иначе делают эту личность привлекательной. Одна из таких легенд — о тесной связи тайных политических обществ и Ермолова. Был ли Ермолов против самодержавия?

Советская идеологическая машина говорила: «Был. За то и попал в опалу». Судя по тем документам и свидетельствам, которые дошли до наших дней, — нет. Как говорил П. Вяземский: «…Если, под раздражением неблагоприятных и щекотливых обстоятельств, мог он быть в рядах оппозиции и даже казаться стоящим во главе ее, то это было одно внешнее явление, которое многих обманывало; в сущности он был человеком власти и порядка». И следственный комитет, через который прошли сотни декабристов, дававших откровенные показания, не установил никакой причастности к тайным обществам наместника Кавказа. Но не все так просто и категорично. Скорее, более права известный академик М. Нечкина, считающая Ермолова «своеобразно причастным» к декабризму. Я бы добавил: идеологически причастным. Что это значит?

Ермолов и декабристы были, что называется, из одного гнезда, детьми одного времени — «дней Александровых прекрасного начала»: верили в могущество разума, увлекались идеями французской просветительской философии — и сомневались в справедливости самодержавного строя, пробовали свои силы в науке, искусстве, были истинными патриотами.

Война 1812 года изменила представления просвещенной элиты российского общества, воевавшей бок о бок со «своими» крестьянами, о русском народе, а заграничные походы 1813—1814 гг. дали пищу для размышлений: с одной стороны, гордость за Отечество, освободители Европы от власти Наполеона, с другой — боль за свой геройский народ, униженный крепостным правом. «Я из-за границы возвратился на родину уже с другими, новыми понятиями, — вспоминал декабрист В. Раевский. — Сотни тысяч русских своею смертью искупили свободу целой Европы. Армия, избалованная победами и славою, вместо обещанных наград подчинилась неслыханному угнетению».

Отечественная война наложила свой отпечаток и на Ермолова. Как скажет М. Муравьев-Апостол, «мы были дети 1812 года». И это не красивая фраза. В Отечественной войне 1812 г. участвовало более сотни будущих декабристов. Все они были очень молоды: Владимиру Раевскому — 17 лет, Артамону Муравьеву — 18, Сергею Муравьеву-Апостолу — 16, Павлу Пестелю и Ивану Якушкину — по 19, Льву Перовскому, Александру Бриггену и Василию Давыдову — по 20, Михаилу Орлову, Сергею Волконскому и Михаилу Фонвизину — по 24 года, Михаилу Лунину — 25 лет.

Пролистнем некоторые героические страницы, определившие жизнь и судьбу этих молодых людей. Так, Бородинское сражение стало первым испытанием для прапорщика гвардейского Литовского полка Павла Пестеля. В его служебном формуляре записано: «…1812 года в пределах России против французских войск находился во фронте в лейб-гвардии Литовском полку и с оным везде был до 26 августа, в который день в главном сражении при Бородине, действуя со стрелками, был ранен пулею в левое берцо, с раздроблением костей и повреждением сухих жил. За отличную храбрость, оказанную в том сражении, пожалована ему золотая шпага с надписью: «За храбрость».

В октябре 1813 г. Пестель участвовал в знаменитом Лейпцигском сражении. За храбрость и отвагу получил орден Владимира 4-й степени. За участие в февральских боях 1814 г. — орден Анны 2-й степени. Вместе с русской армией победоносно вошел в Париж.

Ко времени сражения под Бородином брату Матвея Ивановича Сергею Муравьеву-Апостолу не исполнилось и 17 лет. За кампанию 1812 г. произведен в поручики и награжден орденом св. Анны 4-го класса…»

М. Ф. Орлов «… находился в сражении при г. Смоленске… при селе Бородине». Впоследствии, командуя авангардом в партизанском отряде, геройски проявил себя, за что был награжден орденом Георгия 4-й степени. Его выдающиеся способности отмечали М. И. Кутузов, М. Б. Барклай-де-Толли.

Начав войну 24-летним поручиком, М. Ф. Орлов блестяще завершил ее генерал-майором, начальником штаба корпуса. Не случайно высокая миссия подписания акта о капитуляции Парижа была возложена именно на него — бесстрашного воина и способного дипломата.

Наконец, М. Фонвизин, ставший впоследствии видным декабристом, был адъютантом А. П. Ермолова. Вместе они прошли Отечественную, в том числе Бородино.

Вместе. Будущие декабристы и Ермолов.

А потом в жизни юных героев появились тайные общества, которые должны были изменить Россию, а в жизни Ермолова — Кавказ. При этом в Отдельном Кавказском корпусе, возглавляемом Ермоловым, значительное число «нижних чинов» — сосланные за участие в крестьянских и солдатских волнениях, высока доля политически неблагонадежных офицеров, специально переведенных на Кавказ, — в Петербурге хорошо знали о непрерывных боевых действиях, которые там велись, и степени вероятности получить пулю. Николай I требует от Ермолова ежемесячно доносить ему о поведении сосланных. Алексей Петрович неизменно сообщает, что они «ведут себя хорошо и службу исполняют с усердием».

Личное обаяние и огромный авторитет Ермолова сплотили вокруг него передовых людей своего времени, связанных между собой не только узами военного братства, но и критическим отношением к действительности. Более того, некоторые из его ближайших помощников и адъютантов были в разное время действительно членами тайных обществ — П. Х. Граббе, Н. П. Воейков, И. Д. Талызин, Н. В. Шимановский и др. И он знал об этом!

Именно Ермолов спас состоявшего при нем А. Грибоедова от серьезных последствий, предупредив его о предстоящем аресте и предоставив возможность с помощью адъютантов уничтожить компрометирующие документы. Более того, он не побоялся направить председателю Следственной комиссии военному министру А. Н. Татищеву положительную характеристику на Грибоедова. А узнав, что Александр I получил донос о существовании «Союза благоденствия», «проконсул» Кавказа посчитал необходимым предупредить об этом его участников.

Не случайно Рылеев и другие «северяне» говорили: «Ермолов наш». В Южном обществе многие считали его своим покровителем, исполненным «ума и свободных мыслей». А в целом его видели в качестве кандидата в состав Временного революционного правительства. Но мог ли Ермолов поддержать декабристов на Сенатской площади? Вопрос, конечно, гипотетический. И все же можно попытаться на него ответить.

Судя по сохранившимся документам того времени, реальной основы для «восстания Ермолова» не было. И как бы мы ни хотели оромантизировать нашего земляка, наделив его революционными идеями, Ермолов не мог быть в числе восставших как минимум по двум причинам. Во-первых, он в силу своего воспитания, характера, взглядов никогда не пошел бы на развязывание смуты, гражданской войны. К тому времени в России уже полвека, со времен восстания Пугачева, не проливали кровь сограждан. Показателен в этом смысле эпизод с Суворовым, к которому в свое время обращался за помощью предшественник декабристов родной брат А. П. Ермолова — Александр Каховский. На просьбу последнего возглавить войска, повести их в столицу и свергнуть Павла I, «…Суворов, сотворив крестное знамение рукою, сказал: «Что ты говоришь, как можно проливать кровь родную!» Думается, Ермолов был той же породы. Во всяком случае, когда насильственное введение военных поселений на юге страны вызвало восстание и подавлять его поручили А. Аракчееву, Ермолов в одном из писем признался: «Незавидное положение графа Аракчеева усмирять оружием сограждан. Я подобное дело почел бы величайшим для себя наказанием».

Во-вторых, Ермолов физически не мог привести войска в столицу. Как известно, новости доходили до Кавказа с большим опозданием, и оперативно разобраться в том, что происходит за тысячи верст, было просто невозможно. К тому же Кавказский корпус был рассредоточен на огромной территории и никогда не собирался воедино. Против горцев действовали сводные отряды, составленные из рот и батальонов различных полков, так что даже один полк в полном составе никогда не воевал. Передислокация же войск не могла бы остаться незамеченной, и Николай I успел бы принять ответные меры. Так что любая попытка Ермолова начать военные действия против императора была обречена на провал, и он это прекрасно понимал как опытный военачальник…

Впрочем, Ермолов все равно показал свой характер. Получив Манифест о восшествии на престол Николая I, он протянул с принятием присяги несколько дней, видимо, ожидая развития событий в столице. Задержка эта не прошла незамеченной, создала крайнее беспокойство во дворце и породила массу фантастических слухов типа: «Ермолов перешел со своим корпусом Кавказ и идет на присоединение к бунтовщикам». Не случайно члены царской семьи по нескольку раз в день справлялись о приезде фельдъегеря из Грузии.

О радости при дворе после получения известия о присяге корпуса Ермолова двоюродный брат Алексея Петровича Денис Давыдов вспоминал так: «Императрица перекрестилась от удовольствия».

Хотя «ермоловского следа» в заговоре против Николая I следствие так и не нашло, недоверие императора к популярному в российском обществе генералу после событий на Сенатской площади усилилось. Тем более что наместник Кавказа бесстрашно защищал своих подчиненных, подозреваемых в заговоре, давая им блестящие характеристики…

Правда гораздо любопытнее придуманного героизма. К слову, на днях в Орле вышла новая книга-альбом «Алексей Ермолов. Денис Давыдов». Она развенчивает много легенд и утвердившихся клише на основе малоизвестных документов, опровергающих многие общепринятые представления о наших удивительных земляках — двоюродных братьях А. Ермолове и Д. Давыдове.

Сергей Зарубин.