Красная строка № 6 (272) от 21 февраля 2014 года

«Место действия — Орёл…»

Творческая биография Николая Семёновича Лескова (1831 — 1895) — выдающегося классика отечественной литературы — неразрывно связана с его «малой родиной». Орёл — город детства и юности писателя — стал местом действия множества его произведений и таким образом прославился благодаря Лескову во всём цивилизованном читающем мире. Не без гордости автор «Соборян», «Очарованного странника», «Левши» и других шедевров русской словесности говорил о себе: «В литературе меня считают орловцем». Страстный патриот родных мест, Лесков нисколько не преувеличивал, когда говорил, что Орёл «вспоил на своих мелких водах столько русских литераторов, сколько не поставил их на пользу родины никакой другой русский город».

На всем протяжении 35-летнего литературного пути орловские впечатления питали творческое воображение писателя, были живым источником его сюжетов и художественных образов. Множество своих героев Лесков, «пронзивший», по слову М. Горького, «всю Русь», «расселил» именно на орловской земле, считая свою малую родину «микрокосмом всей земской России».

Есть и ещё одна немаловажная причина лесковской приверженности к «орловским сюжетам». Сам автор приоткрыл читателям двери в свою «творческую лабораторию»: «Я выдумываю тяжело и трудно, и поэтому я всегда нуждался в живых лицах, которые могли меня заинтересовать своим духовным содержанием. Они мною овладевали, и я старался воплотить их в рассказах, в основу которых тоже весьма часто клал действительное событие. Так почти написано всё…».

По названиям улиц, площадей, церквей, рек, дорог Орла, именам героев, связанных с событиями прошлого нашего города, можно составить настоящую карту маршрута по местам лесковских произведений.

В 1981 году, когда отмечалось 150-летие Лескова, на его родине был установлен памятник, который вот уже 30 лет не перестает восхищать орловцев и гостей нашего города. Авторы — москов­ские скульпторы Ю. Г. Орехов и Ю. Ю. Орехов, архитекторы В. А. Петербуржцев и А. В. Степанов — создали уникальный скульптурный ансамбль. В центре — четырехметровая фигура писателя, отлитая в бронзе, — установлена на постаменте из полированного серого гранита. «Умный, темпераментный, с колючими чёрными глазами, с душою сложной и причудливой, полной бунтующих страстей», — таким виделся Лесков современникам, таким изобразили его и создатели памятника. Писатель всматривается вдаль и как бы мысленно произносит: «Я смело, может быть, даже дерзко думаю, что знаю русского человека в самую его глубь и не ставлю себе этого ни в какую заслугу».

А вокруг, поднятые на колоннах на высоту человеческого роста, оживают герои лесковских произведений. Показывает свое мастерство «тупейный художник» Аркадий, причесывая Любу — актрису орловского крепостного театра графа Каменского. Любовь «тупейного художника» к крепостной актрисе заканчивается трагически: не избежал Аркадий пыток в графском застенке, а Люба — насилия графа.

Не принесла любовь счастья и другой известнейшей героине Лескова — Катерине Измайловой — «Леди Макбет Мцен­ского уезда», в которой писатель увидел характер шекспировского масштаба. Опустив глаза, окаменев, стоит она в арестантском халате у позорного столба перед отправкой на каторгу. Четыре убийства совершила эта женщина ради своей безоглядной страсти; самоубийство подводит итог страшной драме, разыгравшейся в жизни мценской купчихи «леди Макбет».

Памятник выполнен из бронзы, но так изящно и тонко, что кажется, если подует посильнее ветер, вот-вот разлетятся складки и кружева платья танцующей цыганки Грушеньки — героини повести «Очарованный странник». Опершись на гитару, восторженно смотрит на цыганку «типический русский богатырь», уроженец Орловской губернии Иван Северьянович Флягин — воплощение могучих физических и нравственных сил нашего народа. Одно из «очарований» этого странника земли русской — способность восхищаться красотой и талантом.

Рядом с этой скульптурной группой «колдует» над наковальней с молоточком в левой руке тульский оружейник «косой левша, на щеке пятно родимое, а на висках волосья при ученьи выдраны». Мы замечаем миниатюрные тисочки — рабочий инструмент левши, самовар — символ города Тулы. А сам герой показан как раз в тот момент, когда сумел подковать удивительную заводную блоху из «аглицкой воронёной стали, сработанной в Лондоне». Колонна, на которую поднят левша, единственная в ансамблевой композиции памятника имеет красивую кружевную резьбу. Это и понятно: лесковский левша — олицетворение талантливости русского народа, на нём «почивала надежда нации».

Тульские умельцы прежде, чем совершить чудо своей «безотдышной работы», должны были заручиться Божьим благословением, и им покровительствовала святыня орловской земли: «Они шли вовсе не в Киев, а к Мценску, к уездному городу Орловской губернии, в котором стоит древняя «камнесеченная» икона св. Николая, приплывшая сюда в самые древние времена на большом каменном же кресте по реке Зуше. Икона эта вида «грозного и престрашного» — святитель Мир-Ликийских изображён на ней «в рост», весь одеян сребропозлащенной одеждой, а лицом темен, и на одной руке держит храм, а в другой меч — «военное одоление». Вот в этом «одолении» и заключался смысл вещий: св. Николай вообще покровитель торгового и военного дела, а «мценский Никола» в особенности, и ему-то туляки и пошли поклониться. Отслужили они молебен у самой иконы, потом у каменного креста и, наконец, возвратились домой «нощию» и, ничего никому не рассказывая, принялись за дело в ужасном секрете. Сошлись они все трое в один домик к левше, двери заперли, ставни в окнах закрыли, перед Николиным образом лампадку затеплили и начали работать».

Безымянного левшу смело можно причислить к «иконостасу святых и праведных» (М. Горький) земли русской. Даже умирая, герой, забытый и отвергнутый родиной, не перестает беспокоиться о её славе и судьбе: «Скажите государю, что у англичан ружья кирпичом не чистят: пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни Бог войны, они стрелять не годятся».

Лесков был глубоко убеждён в том, что «без трёх праведных несть граду стояния», то есть ни один русский город не может существовать, если в нём нет хотя бы трёх праведников. «И пошел я искать праведных…» — поставил себе задачу писатель. Эти поиски увенчались успехом: Лесков отыскал праведников в самых разных социальных кругах и сословиях русской жизни, в том числе и в среде духовенства.

Три праведника, три героя романа-хроники «Соборяне» — три бронзовые фигуры ансамблевого комплекса, в основании которых уже не одна (как у других скульптурных групп вокруг фигуры писателя), а три колонны — три столба, точнее — «три столпа», без которых «несть граду стояния». Вдохновенных пророков-проповедников, «многострадальных духовенных» изобразил Лесков в «Соборянах»: протопоп Савелий Туберозов «высок ростом и тучен <...> он сохранил весь пыл сердца и всю энергию молодости. Голова его отлично красива: её даже позволительно считать образцом мужественной красоты. Волосы Туберозова густы, как грива матерого льва, и белы, как кудри Фидиева Зевса. <...> Глаза у него коричневые, большие, смелые и ясные. <...> В эти глаза глядела прямая и чест­ная душа протопопа Савелия, которую он, в своем христианском уповании, верил быти бессмертною»; Захария Бенефактов — «второй иерей Старгородского собора» — «воплощенная кротость и смирение. <...> сам он весь точно сплетен из соломки. <...> но и он <...> привык держаться бодро и при всех посещающих его недугах и немощах сохранил и живую душу, и телесную подвижность»; наконец, «третий и последний представитель старгородского соборного духовенства» дьякон Ахилла Десницын: «Роста Ахилла огромного, силы страшной, в манерах угловат и резок, но при всём этом весьма приятен». Эти люди исполнены внутренней духовной силы и правоты. Их фигуры на фоне храма Михаила Архангела венчают композицию уникального памятника Лескову.

И вполне закономерно, что летом 2007 года Орловский областной Совет народных депутатов утвердил решение Коллегии Орловской области о включении памятника Н. С. Лескову в Государственный реестр объектов культурного наследия регионального значения, а также обратился с просьбой об этом к Правительству Российской Федерации.

Место, где возведён памятник, выбрано не случайно. Эта часть города непосредственно связана с жизнью и творчеством Лескова. Будущий писатель жил неподалеку — в доме мещан Хлебниковых. Будучи служащим Орловской уголовной палаты (здесь-то и отыскал он источник для своей знаменитой повести «Леди Макбет Мценского уезда», которую опубликовал Ф. М. Достоевский в издаваемом вместе с братом Михаилом Михайловичем журнале «Эпоха»), ходил Лесков ежедневно на службу в присутственные места по улицам Карачевской и Болховской, по мосту через Орлик мимо церкви Михаила Архангела. Этот храм упоминается в лесковских повестях «Несмертельный Голован», «Юдоль», очерках «Дворянский бунт в Добрынском приходе».

Рядом с памятником Лескову — здание бывшей мужской гимназии. «Меня отвезли в орловскую гимназию, — вспоминал писатель в «Автобиографической заметке». — Я был помещён на квартире у некой Аксиньи Матвеевны, которой за весь мой пансион платили 15 руб. ассигнациями (4 руб. 30 коп.) в месяц. За что я имел комнату с двумя окнами на Оку, обед, ужин, чай и прислугу <...> Кто нас учил и как нас учили — об этом смешно и вспомнить…». Будущего писателя отталкивали казённая система преподавания, грубость и бездушие учителей. Жуткие нравы и быт орловской мужской гимназии, которая в годы учёбы в ней Лескова (1841 — 1846) «велась из рук вон плохо», можно представить из его рассказов, повестей и очерков: «Автобиографическая заметка», «Как я учился праздновать», «Заметка о зданиях», «О трусости», «Смех и горе», «Умершее сословие», «Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине». Неудивительно, что Лесков оставил гимназию, так и не закончив курса.

Панорама правобережной Окской части Орла, до сих пор сохранённая, с топографической точностью воспроизводилась писателем во многих его творениях. Например, женский монастырь, описанный в романе «Некуда»: «Тарантас <...> через полверсты от Курской заставы остановился у девичьего монастыря. Монастырь стоял за городом на совершенно ровном, как скатерть, зелёном выгоне. Он был обнесён со всех сторон красною кирпичною стеною, на которой по углам были выстроены четыре такие же красные кирпичные башенки». Привлекательный образ игуменьи и настоятельницы монастыря матушки Агнии создал Лесков в «Некуда»: «Смелая душа, гордая своею силою и своим прошлым страданием <...> Мать Агнию все уважают за её ум и за её безупречное поведение по монастырской программе. У неё бывает почти весь город, и она каждого встречает без всякого лицезрения, с тем же спокойным достоинством».

О Никитской церкви, построенной в ХVIII веке, Лесков вспоминал: «Когда в Орле в дни моего детства расписывали церковь Никития, я ходил туда любоваться искусством местных художников».

Во многом написаны на орловском материале неподражаемые страницы «Мелочей архиерейской жизни». Рассказывая о распре, которая возникла между орловским губернатором князем Трубецким и властным архиереем Смарагдом, Лесков вспоминал, в какой забавной форме информировал горожан об этой вражде местный остроумец майор Шульц.

Дом весельчака-майора располагался недалеко от Ильинской площади — известной среди орловцев как «Ильинка». Она была местом, где возвещались указы и производились публичные наказания преступников. Здесь в 1809 году были наказаны и клеймены крепостные графа Каменского, убившие своего жестокого господина; была сечена плетьми купчиха — прототип главной героини повести «Леди Макбет Мценского уезда». Протестуя против телесных наказаний, в статье «Оживленная память (государственное учение Филарета, митрополита Московского)» Лесков писал о бесчеловечных расправах над людьми на орловской Ильинке: «Убийце известного изверга графа М. Фед. Каменского дали в Орле сто один кнут, а заподозренных в поджоге этого города били шпицрутенами по 6000 ударов. Конечно, их били мертвых».

Со временем Ильинка стала средоточием торговли. Зерно являлось основным предметом торговой деятельности орловского купечества. В городе и на пристани на берегу Оки располагались ссыпные хлебные амбары. Орловский хлеб поставлялся в Москву и Петербург, в Ригу и другие города. До сих пор в Орле сохранился превосходный каменный дом купцов Серебренниковых, выразительный образ которых представил Лесков в «Несмертельном Головане»: «Купцы С. считались, по своему значению, первыми ссыпщиками, и важность их простиралась до того, что дому их вместо фамилии была дана возвышающая кличка. Дом был, разумеется, строго благочестивый, где утром молились, целый день теснили и обирали людей, а потом вечером опять молились. А ночью псы цепями по канатам гремят, и во всех окнах — «лампад сиянье», громкий храп и чьи-нибудь жгучие слёзы.

Правил домом, по-нынешнему сказали бы, «основатель фирмы», — а тогда просто говорили «с а м». Был это мякенький старичок, которого, однако, все как огня боялись <...> Тип известный и знакомый, тип торгового патриарха». Этот тип создан писателем и в драме «Расточитель», и в романе «Некуда», и в трилогии «Отборное зерно».

Имел «и свои ссыпные амбары, и барки» сын купца и продолжатель семейного дела «молодчик Мишенька» в рассказе «Грабёж» (1887). В этом году с момента создания рассказа исполняется уже 127 лет. Но все эти годы лесковский повествовательный шедевр не перестаёт увлекать читателя; спектакли, поставленные по рассказу, не сходят с подмостков сцены. «Я орловский старожил, — повествует герой. — Весь наш род — все были не последние люди. Мы имели свой дом на Нижней улице, у Плаутина колодца», то есть недалеко от Ильинской площади.

«Заразительно весёлой, чисто орловской панорамой» назвал «Грабёж» сын писателя Андрей Лесков. Действительно, в этом рассказе наиболее полно отразилось «орловское происхождение» Лескова, его любовь к Орлу, блестящее знание русской провинции, которая была дорога писателю как подлинно корневая основа национальной жизни. Достоверность орловского колорита этой «бытовой картинки» тем более поразительна, что Лесков посещал свой родной город последний раз в 1862 году, память между тем бережно сохраняла все мельчайшие подробности, так что город Орёл стал одним из «героев» рассказа. Здесь поименованы все орловские храмы, в том числе церкви Покровская и Спасо-Преображенская на Ильинке, церкви Богоявления, Борисоглебская, Никитская… Провинциальные развлечения: театр — «тогда у нас Турчанинов содержал после Каменского», трактир «Вена»; битвы «бойцовых гусей <...> на Кромской площади»; бои «на кулачки» мещан с семинаристами, которые собирались «или на лёд, на Оке, под муж­ским монастырём, или к Навугорской заставе; тут сходились и шли стена на стену, во всю улицу. Бивались часто на отчаянность», — писатель в точности воспроизводит не только топографию, но и саму атмосферу старинного провинциального города.

«Грабёж» был задуман как святочный рассказ («а Вам на декабрь пришлю маленький рождественский рассказ из орловского и елецкого быта», — писал автор В. М. Лаврову, редактору журнала «Русская мысль», 30 октября 1887 года), а значит — действие, происходящее на святки, должно было быть занимательным и поучительным, возможно — курьёзным, но обязательно весёлым, со счастливой развязкой, не без вмешательства Промысла Божьего («На то святки!» — восклицал Лесков). «По жанру он бытовой, — характеризовал свой рассказ автор, — по сюжету — это весёлая путаница; место действия — Орёл и отчасти Елец. В фабуле быль перемешана с небылицею, а в общем — весёлое чтение и верная бытовая картинка».

В основе сюжета — характерные мотивы «святочной неразберихи», «святочного снега», света и тьмы. Водевильное происшествие, рассказанное в доказательство парадоксального положения, сформулированного в преамбуле: «как найдёт воров­ской час, то и честные люди грабят», — совершается в метельной путанице, в кромешной тьме: «Тьма вокруг такая густая, что ни зги не видно, и снег мокрый-премокрый целыми хлопками так в лицо и лепит, так глаза и застилает».

Фарсовые положения и их трагикомическая кульминация — битва в темноте на замерзшей Оке, после которой повествователь и его дядя — степенный елецкий купец, испугавшиеся легендарных орловских воров-«подлётов», с недоумением обнаружили, что и сами стали грабителями, — это та самая ситуация, о которой в народе говорят: «Бес попутал».

Однако тёмные силы, сбивающие человека с толку, торжествуют совсем недолго. Ночное недоразумение благополучно разрешается в светлом рождественском финале, так что герой-рассказчик не может не закончить своё повествование восклицанием во славу Божию: «Я и о сю пору живу и всё говорю: благословен еси, Господи!».

В то же время все жанровые сцены озорного лесковского рассказа не лишены комизма: например, певческое состязание по выбору нового дьякона — настоящая жемчужина — настолько колоритны даже эпизодические фигуры этого «резного, изящного, безудержно весёлого» произведения. Рассказ «Грабёж» не без причины считается комическим шедевром. Его комизм и весёлость очень искренние, добрые, сердечные.

Анекдотическое смехотворное недоразумение и даже его драматическая сторона (главный герой Мишенька со стыда хотел повеситься, став невольным грабителем-«подлётом», а его маменька от переживаний «так занемогли, что стали близко ко гробу») — разрешаются «святочно», счастливо. Мишенька нашел своё счастье в «семейной тихости» с хорошей «девицей Алёнушкой»: «И позабыл я про все про истории, и как я на ней женился и пошёл у нас в доме детский дух, так и маменька успокоилась».

С точки зрения Лескова, крепкий дом, дружная семья, «дет­ский дух», истинное благочестие: «Баловства и озорства за мною никакого не было, и к храму Господню я имел усердие и страх», — это реальные человеческие ценности; основа их подлинно народная.

Годы детства, проведённые «Николушкой» Лесковым в Орле, ярко отразились и в повести «Несмертельный Голован» («из рассказов о трёх праведниках»). Этого лесковского праведника в народе «прозвали несмертельным вследствие сильного убеждения, что Голован — человек особенный; человек, который не боится смерти». На самом деле Голован — «герой великодушия», человек бесстрашный и самоотверженный — помогал своим землякам, когда в городе началась эпидемия чумы. Он и сам заболел, но сумел вылечиться только потому, что отсёк острой косой заражённый «шмат» своего тела и бросил его в Орлик. Чума прекратилась, а в народе сложилась легенда, будто Несмертельный Голован пожертвовал собой, чтобы спасти город.

Этого праведника Лесков «прописал» рядом со своим собственным домом: «Мы были с Голованом соседи. Наш дом в Орле был на Третьей Дворянской улице и стоял третий по счёту от берегового обрыва над рекою Орликом. Место здесь довольно красиво». В 1974 году дом на бывшей Третьей Дворянской улице стал музеем Н. С. Лескова.

Отправляясь по лесковским местам и по следам лесковских героев, важно иметь в виду одно из главных качеств прозы писателя, которое заключается в том, что внешняя достоверность у него всегда наполняется глубоким внутренним содержанием. Чем «документальнее» выглядит рассказ, тем сильнее его нравственно-эстетическое воздействие, максимальное жизнеподобие, документальность сочетаются с ориентацией на высшие идеалы. Своеобразие произведений Лескова проявляется в особых способах передачи взаимодействующих планов бытия: земного, реального, национального, конкретно-исторического и плана духовного, вневременного. По лесковскому слову, «мимотекущий лик земной» соотносится с вековечным, непреходящим.

Алла Новикова-Строганова,
доктор филологических наук, профессор.