Красная строка № 11 (277) от 4 апреля 2014 года

На службе у «толстых кошельков»

В газете «Красная строка» № 5 (271) от 14 февраля 2014 года мы вели разговор о социально-экономической ответственности бизнеса. По просьбе ряда читателей продолжим эту тему применительно к государству, что особенно важно сегодня, когда обозначился курс на повышение эффективности и качества государственного управления.

Научно обоснованные цифры — упрямая вещь. Поэтому их очень не любят демагоги. В том числе те, которые отрицают скачкообразный прогресс России после Октябрьской революции — и в экономике (рывок с пятого на второе место в мире), и в росте численности населения (ежегодный прирост 1,8 млн. человек против 0,95 млн. человек в предшествующие 73 года), и в развитии образования, здравоохранения, культуры. Естественно, что избегают обращаться к цифрам те, кто не желает сравнивать уровень управленческой деятельности государства в различные исторические периоды, в том числе в советские и постсоветские годы.

Правда, при таком сравнении нужно помнить, что государство возникло и существует, с одной стороны, для защиты общих интересов больших коллективов населения, а с другой — для защиты привилегий отдельных социальных групп. В какой мере успешно (или не успешно) эти функции выполняло в прошлом и в настоящее время исполняет наше государство, можно увидеть, опираясь, в частности, на следующие данные.

Как известно, в досоветский период наибольший ущерб экономическому и демографическому прогрессу в России приносили такие стихийные бедствия, как эпидемии и неурожаи. Но особенно неурожаи, которые примерно через каждые 5—6 лет становились причиной голода, усиливавшего трагические последствия эпидемий. Какие меры использовались в прошлом на государственном уровне в целях локализации негативных последствий стихийных бедствий?

Во-первых, в этой связи отметим значение роста военно-политического могущества российской державы. И потому, что это защищало развитие народного хозяйства от разрушительных иностранных нашествий. И потому, что расширение территории страны позволяло реализовать эффект асинхронности природных условий хозяйственной деятельности в западных и восточных, в северных и южных районах.

Судя по тому, как расширялась территория России с петровских времён, военно-политическое могущество России возрастало, что позволило ей в 1705—1825 гг. по объёму национального дохода подняться с девятого на пятое место в мире. Затем последовал долговременный застой в реализации военно-политической функции государства и «замерзание» на том же пятом месте в мировой экономической табели о рангах.

Причина этого «замерзания» — засилье феодальных отношений, предполагавших низкую ответ­ственность государства за исполнение таких функций, как продовольственное обеспечение населения, образование, здравоохранение, наука, культура, рекреационное обслуживание — в основном эти функции должны были оставаться предметом заботы помещичьего сословия.

В части решения продоволь­ственной проблемы функции государства сводились к тому, что за счет ресурсов государственных имений создавались определённые запасы семенного и продовольственного зерна, других видов товаров и финансовых ресурсов — на случай природных и социальных катаклизмов. Правда, даже эта позитивная деятельность российского государства начала ослабевать, когда, подчиняясь требованиям развивавшегося капитализма, царское правительство цинично провозгласило принцип — «недоедим, но вывезем».

Государство оказывало определённое содействие развитию общего и университетского образования, но в 1917 году даже в европейских губерниях России не умели читать и писать 57,7% россиян в возрасте старше 9 лет, в том числе 74% женщин. В высших и средних специальных учебных заведениях обучались 890 студентов на 1 млн. жителей — в десятки раз меньше, чем сегодня в Орловской области. За счет государственных средств оказывалась поддержка развитию науки, но общая численность научных работников в 1914 году была примерно равна их численности в Воронеже советских времён.

В порядке содействия распространению экономически значащих знаний, в частности, уделялось внимание распространению информации о народных приметах на погоду и урожай, давались рекомендации по технологиям приготовления хлеба с добавлением дикорастущих трав и коры деревьев (в случае неурожая), а также советы о необходимости сокращения производства самогона в голодные годы.

Принимались и административные меры. Так, в 1916 году был подписан Указ Николая Второго о введении продразвёрстки, которая должна была повысить устойчивость продовольственного снабжения воюющей армии и жителей крупных городов, локализовать негативные последствия спекулятивного роста цен. Однако выполнить данный Указ царскому правительству не удалось ввиду активного сопротивления крестьян, которые (по воспоминаниям И. Бунина) не останавливались перед убийствами заготовителей. И только несколько позднее, с использованием социально дифференцированных нормативов, продразвёрстку в течение нескольких лет более успешно осуществляли большевики.

Социально-экономическая безответственность руководителей российского государства, особенно в период царствования Николая Второго, наиболее отчетливо проявилась в упрямом отстаивании интересов олигархата того времени (помещиков, банкиров, крупных капиталистов). Свидетельство тому — безоглядный либерализм внешнеэкономической политики, включая экспорт товаров и импорт капитала; такой рост внешней задолженности, который вынудил (по требованию кредиторов) бросить страну в пучину Первой мировой войны, абсолютно чуждой интересам основной массы населения.

Естественно, что эта масса ответила революцией и привела к руководству Россией не только противников мировой бойни, но и тех, кто постарался освободить Россию от зачинателей и апологетов войны. Затем и от тех, чьи экономические интересы были далеки от насущных нужд трудящегося люда, а тем более — смыкались с интересами зарубежного капитала.

Цифры — упрямая вещь, и они убедительно свидетельствуют, что после Октябрьской революции начался новый подъём военно-политического и экономического могущества российской державы. При всех издержках замены отечественных и зарубежных «эффективных частных собственников» на руководителей предприятий — либо избранных рабочими, либо назначенных государством — удалось менее чем за 50 лет превратить Россию (СССР) во вторую мировую державу. Причём, сосредоточить в зоне её политического и экономического влияния примерно третью часть населения и до 20% экономики планеты.

За всем этим — строжайшая ответственность государства за укрепление военно-политического потенциала страны. Соответ­ственно история зафиксировала победу советской России над интервенцией стран Антанты
в 1918—1922 гг., победу над японскими агрессорами у о. Хасан и у р. Халкин-Гол, победы в Финской кампании и во Второй мировой войне. Ни одного поражения, в отличие от военных неудач в последние 65 лет царствования дома Романовых (в Крымской кампании, спустя 50 лет — в Японской кампании, а вскоре — и в Первой мировой войне).

И одновременно такой факт, как использование мощи Вооруженных сил СССР для сохранения мира в условиях краха колониальной системы империализма. В том числе для поддержки революционных движений в Китае, Корее, Вьетнаме, Египте, на Кубе. При этом за 1945—1990 гг. потери советских военнослужащих в международных конфликтах составили 17,5 тыс. человек против примерно 100 тыс. погибших военнослужащих США.

Важно и то, что впервые в своей истории Россия, несмотря на ограниченность материальных и финансовых ресурсов, стала для всего мира примером ответ­ственного отношения государства к решению социальных проблем. В частности, в форме бесплатного образования и здравоохранения, массового предоставления населению бесплатного жилья, низких тарифов коммунальных услуг, дешевого общественного транспорта, бюджетных дотаций при реализации населению мясо-молочной продукции, хлебо-булочных изделий, товаров детского ассортимента и т. д.

И на всё это находились сред­ства. Не за счет зарубежных инвестиций, а за счет рациональной организации использования отечественных природных, материальных, трудовых и финансовых ресурсов. За счет подавления таких форм бесхозности, как недоиспользование производственных мощностей, а тем более — долговременных простоев и банкротства предприятий. За счет реальной борьбы с нетрудовыми доходами и паразитическими формами потребления. За счет стимулирования всеобщей занятости и творческого отношения к труду.

Можно ли было себе представить, чтобы в советские годы кто-либо из высших руководителей страны позволил себе заявить, что 4 млн. безработных — это немного? Что правительство в течение многих лет будет расхваливать «реформы», уничтожающие ведущие отрасли народного хозяйства — от машиностроения до сельского хозяйства. Что судебная система страны будет более чем либеральной в отношении высокопоставленных виновников расхищения общественного богатства.

В советские годы всё это казалось в принципе невероятным. Но по мере снижения ответ­ственности руководства страны за результаты управления социально-экономическим развитием, ситуация начала ухудшаться. С конца 80-х гг. и особенно после алчно-либерального переворота произошло превращение еще недавно великой державы в так называемую «развивающуюся» страну, на уровне вчерашней полуколонии — Бразилии. В итоге по совокупному объёму ВВП РФ в 2013 году опустилась на восьмое место в мире (примерно как во времена «бироновщины»). И по размеру территории тоже вернулась в середину 18 века.

Реалии последних десятилетий таковы, что ввиду самоустранения государства от управления производственными ресурсами, особенно в базовых отраслях народного хозяйства, произошла деиндустриализация экономики, страна утратила ранее накопленный потенциал противодействия негативным влияниям природных аномалий и социальных противоречий. Поэтому, впервые после 1946 года, в 90-е годы значительная часть населения пережила состояние даже не эпизодического, а перманентного голода, кратно увеличились потери от пожаров и наводнений, особенно в 2010—2013 гг.

Страна оказалась в состоянии вялотекущей почти гражданской войны: в 1990—2000 гг. среднегодовые потери только военнослужащих в антитеррористических операциях и только на Кавказе превысили 900 человек против 140 погибавших в 1920—1990 гг. на территории Кавказа, Средней Азии, Прибалтики, Украины и Белоруссии.

Обратимся к таблице 1, которая позволяет по многим показателям оценить, как изменился уровень социальной и экономической ответственности государ­ства перед российским общест­вом в постсоветский период.

Как видим, рост аппарата управления в 1990—2011 гг. позволил снизить ему нагрузку в ответственности за условия жизнедеятельности всего населения России в 2,2 раза, по численности занятых в сельском хозяйстве — в 3,3 раза, в отношении работников социальной сферы — в 2,9 раза, в отношении пенсионеров примерно в полтора раза.

В том, что касается изменений экономической ответственности наших чиновников перед обществом, достаточно сопоставить по таблице динамику ВВП в расчете на одного занятого в управлении, а также размер внешнего долга на душу населения. В части показателей социальной ответ­ственности представляются особенно значимыми два момента. Во-первых, отмеченное в таблице существенное изменение демографической ситуации и, во-вторых, угрожающее как темпам экономического развития, так и перспективам общественного спокойствия увеличение дифференциации доходов населения.

В последнем случае нужно иметь в виду, что за средними цифрами снижения реальных доходов 114 млн. россиян на 38% (в сравнении с 1990 годом) обнаруживается следующий факт. Примерно половина из 114 млн. наших малообеспеченных граждан ныне находится на том уровне обнищания, который лишает их надежды на нормальные условия даже простого воспроизводства населения. А это несёт в себе значительный потенциал не только дальнейшего роста традиционной уголовной преступности, но и активного политического противостояния.

Почему же так радикально изменилась в последние десятилетия экономическая и социальная ответственность государства перед российским обществом?

Таблица 1 даёт основания для легковесного утверждения, что во всём виноваты 3,8 млн. сотрудников аппарата управления — их стало слишком много, и при этом они не располагают теми материальными возможностями руководства социально-экономическим развитием, которые были в распоряжении советских чиновников. Так, в расчете на одного управленца, доходы консолидированного бюджета снизились более чем в 3 раза.

Но почему управленцев стало слишком много и почему на общественные нужды используется меньше средств, чем в 1990 году? Обычно это объясняют расцветом коррупции и необходимостью расширения штатов для подавления данной патологии — приходится увеличивать численность тех, кто вместо участия в организации производ­ственной деятельности занимается распределением бюджетных средств. К ним добавлять тех, кто выполняет функции учета и контроля товарного и денежного оборота, затем загружать неких работников проверкой их деятельности, а еще формировать службы надзора за работой контролёров и т. д.

В конечном счете, напряженность труда нынешних управленцев нисколько не ниже, чем в советские годы. Проблема лишь в том, что значительная часть их рабочего времени расходуется не на правое дело. Прежде всего, потому, что в сфере их управленческой деятельности сегодня примерно в 30 раз больше организаций, чем их было в 1990 году, хотя суммарно они производят продукции и общественно полезных услуг меньше, чем в последние советские годы.

Ситуация усложнилась еще и потому, что многие из этих субъектов хозяйственной деятельности пристроились в оффшорах, получили возможность уходить в «тень» и трансформироваться в «фирмы-однодневки», используют пороки коммерческой тайны, фиктивного банкротства, коррупционного лоббирования привилегий и т. п. способов ухода от социально-экономической ответственности бизнеса.

Простейший пример. Согласно официально опубликованным оценкам Госкомстата, известно, что в 2011 году россиянам была выплачена зарплата в сумме 23,2 триллиона рублей. Следовательно, с данной суммы 13%, то есть 3,02 триллиона, должны были поступить в бюджет. Фактически по всем видам налогов с доходов физических лиц Минфин собрал только 1,99 триллиона рублей — около 65%. Потеряны более триллиона рублей, и это без учета потерь от льготного обложения доходов от собственности, скрытой части прибыли и т. д.

Не сомневаемся, что далеко не все наши чиновники высокого ранга относятся к проблемам социально-экономической ответ­ственности перед обществом на уровне бывших министров — М. Зурабова, Е. Скрынник, А. Сердюкова; не все губернаторы — чиркуновы. Скорее, в последние десятилетия было немало руководителей, которые предпринимали попытки быть искренними в своих предвыборных и других публичных обещаниях заботиться о процветании государства и благе народа. Но в целом, судя по таблице 1, производительность труда используемого ими аппарата управления (в частности, в показателях ВВП на одного работающего в данном аппарате) за постсоветский период снизилась более чем в два раза.

И во многом не по их вине, а по вине навязанной России алчно-либеральной системы хозяйствования. Именно эта система вынуждает даже самых благонамеренных чиновников тратить силы и немалые государственные средства на сбор налогов и коммунальных платежей с десятков миллионов малоимущих, не обращая должного внимания на мультимиллионеров, уводящих свои доходы в «оффшоры», в отечественные и зарубежные закоулки теневого бизнеса.

Эта система вынуждает содержать в штате государственного управления служащих и привлекать — на коммерческой основе за счёт бюджетных средств — разработчиков никчемных законов, концепций и государственных программ, которые заведомо невыполнимы, поскольку государство после приватизации утратило реальные инструменты управления базовыми отраслями народного хозяйства, а потому и важнейшими социально-экономическими процессами.

Эта система с самого начала создаёт массу соблазнов, особенно для падших чиновников и крупнейших агентов либерального рынка. И в форме «откатов» для получения льготного госзаказа, и в форме взяток за игнорирование невозврата экспортной выручки, за лоббирование удобного налогового законодательства и т. д.

Не теряются и мелкие местные клерки. Известны, например, манипуляции с землёй в г. Орле. Отдельные нарушения настолько очевидны, что не заметить их нельзя. Но те, кому положено реагировать, не только молчат, а даже покрывают комбинаторов, зарабатывающих большие деньги на общем достоянии. Но оставим эту тему для другого раза.

Главное, за всем этим просматриваются навязанные стране идеи безмерного накопления частной собственности. В итоге сегодня передел земли, недвижимости, жилищное строительство превратились, по существу, в кузницу самых серьёзных преступлений — от элементарного мошенничества и почти обязательных «откатов» до поджогов и убийств. Остаётся предложить риторический вопрос: разве что-нибудь подобное возможно там, где земля является государственной собственностью, а свыше 80% жилья, как то имело место в СССР, предоставлялось населению бесплатно, в порядке очереди, под контролем профсоюзов и государства?

Вывод очевиден: от навязанной нам системы хозяйствования, которая мешает государ­ству эффективно выполнять свои обязанности перед обществом, нужно отказаться. Нужна система отношений собственности, обмена, распределения и потребления, при которой добросовестный чиновник будет заинтересован в реализации своей ответственности перед обществом. А для этого он должен быть не «равно удалён», а вообще удалён от симпатий к «толстым кошелькам».

Хотелось бы надеяться, что переход к таким отношениям будет поддержан благонамеренными управленцами. И чем раньше, тем лучше.

И. Загайтов,
доктор экономических наук,
Н. Турищев,
кандидат экономических наук.