17 сентября в Мраморном зале Российского культурно-информационного центра в Софии состоялась презентация двуязычной книги стихов Алексея Шорохова «Предчувствие океана» («Усещане за океана»). Шорохов Алексей Алексеевич — современный русский поэт, публицист, лауреат всероссийских и международных премий «Хрустальная роза Виктора Розова» (2003), «Эврика» (2006), Всероссийского поэтического конкурса им. Сергея Есенина (2009), в 2012 году стал лауреатом Всероссийской литературной премии «Вешние воды». Член Союза писателей России, с 2004 года — секретарь правления СП России, заместитель генерального директора издательского дома «Литературная учеба».

Творчество поэта представил Ивайло Петров — профессор Шуменского университета, автор предисловия к книге. Ведущая вечера Калина Диханова — сотрудник отдела «Наука и образование» РКИЦ представила переводчика книги журналистку Ольгу Гурскую и редактора Екатерину Йончеву. Книга вышла в университетском издательстве «Св. Климент Охридски», г. София.

Алексей Шорохов вкратце рассказал о себе, о своем отце — участнике Великой Отечественной войны, который передал ему свою любовь к Болгарии, к болгарскому народу. Стихи Алексея Шорохова на русском языке звучали в исполнении автора, Екатерина Йончева читала их в болгарском переводе.

Присутствовавшие в зале члены клуба любителей русской книги при РКИЦ, соотечественники, любители поэзии тепло встретили музыкальные номера камерного хора «Харизма», его солиста Бориса Цонева и пианистки Агнес Данковой. В исполнении хора под руководством дирижера Раи Русевой прозвучали «Милость мира» и «Многая лета».

Новые стихи
Жене Светлане

Кряхтение нового мира,
Сопение юной планеты
Воспой, моя лунная лира,
Тебе ли не ведомо это!
Миров неизвестных рожденье
В бесчисленных далях
вселенной.
Простое, как вечность,
схожденье
Мужчины и женщины тленных.
А после — бессонные ночи
Под крики растущего сада.
И верно когда-нибудь очень
Захочется крикнуть: не надо!
Но музыки дивное пенье
Доносит, Бог знает, откуда —
Простое, как вечность, сопенье
В кроватке заснувшего чуда.
16.01.2014 г.

* * *
Жене Светлане

Вот так и становятся тенью
Любви нашей светлые дни.
Порой мелькнёт в отдаленье
И вспомнишь — ведь были они!
Июньские чёрные ночи,
Студёный осенний родник,
Реки ускользающий прочерк,
Пронзительный ястреба крик.
И доброго рока над нами
Какой-то незримый пригляд.
Капустниц, летящих на пламя,
Трагически-юный наряд.
И все этой жизни минуты —
А много ведь было минут! —
Мы словно вручили кому-то,
Что нам никогда не вернут.
11.05.2014 г.

* * *
Сны стали яркие сниться,
Детские вещие сны.
Где-то пылают зарницы
Близкой по крови войны.
Где-то становится летом
Парень, сгоревший в броне.
Только ведь я не об этом,
Я не о том совсем… Не
Понимая откуда,
В нас эта вечность течёт,
Наспех прощаемся с чудом,
Свой не жалея живот.
Что же нас встретит на древнем
И бесконечном мосту?
…Домик над речкой в деревне,
В детстве уроненный стул.
Жизни прошедшей начало,
Тёмные волны — из вне.
Старый отец у причала
С парнем, сгоревшим в броне.
21.08.2014 г.

Где-то в парке над рекою…
Рассказ

«Ты жива?» — раздалось в трубке.

«Как видишь, еще не сдохла». 

И такая горечь охватила ее от этого вдруг пробившегося сквозь толщу лет голоса, что она почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. На том конце провода повисло молчание…

А спустя несколько дней, возвращаясь с работы, Вера увидела его — Андрей терпеливо мок на ее остановке, в каком-то добровольном самоистязании не прячась под козырек. Асфальт тротуара пузырился веселыми, вскипавшими от трассира ливневых струй лужами, в руках Андрея конфузливо повисли набухшие и тяжелые от воды белые розы. Боже мой, чего она только ни хотела сказать ему, каких только слов ни приготовила за все эти годы! А теперь не ощутила ничего, вернее, даже какую-то тайную гордость — что этот статный, красивый мужчина стоит сейчас и мокнет из-за нее, и она может проехать мимо, укрыться за спинами едущих в троллейбусе, а он все будет стоять, как когда-то в парке их молодости, и мокнуть, дожидаясь ее. 

Только не могла она уже проехать мимо, и даже зонт забыла раскрыть, так и шагнув к нему из отворившихся дверей. Но это длилось всего мгновение, затем Вера сначала со страхом, а после с радостью поняла, что ничего не чувствует к Андрею, что и повлекло-то ее так безотчетно к нему лишь потому, что она долго-долго, очень долго ждала этой встречи. И уже давно в своих мечтах сделала именно этот шаг, первый. «Прости, дурацки как-то получилось с этим звонком, — сказал он, как всегда, протянув розы прямо к ее лицу, будто они расстались всего два дня назад! — Я просто хотел сказать, что для меня очень важно было все эти годы, что ты есть, что ты где-то ходишь по этой земле, дышишь, смеешься…».

Он шел и смотрел вниз, произнося вслух то, что совершенно очевидно уже не раз проговорил про себя. Несмотря на то, что они шли под его зонтом — он по-прежнему мок, стараясь закрыть от дождя прежде всего спутницу. В этом бездумном, до автоматизма доведенном жесте было столько привычного, сжившегося с постоянным успехом у женщин, что Вера опять почувствовала гордость оттого, что идет рядом с Андреем. Хотя, что ей? — она по-прежнему была хороша, стройна, ее гибкой походке и не знавшим родов бедрам могла позавидовать любая одиннадцатиклассница из нынешних, лишь уголки рта и горькие складки у губ сделались еще резче, глубже — но это не из-за него, нет, просто трудно ей было одной, хотя и не созналась бы она в этом никогда. 

…Уже второй час Андрей сидел, слушая ее, и вертел в руках стакан с коньяком — на стекле во многих местах ясно отпечатались пальцы гостя. Да, он, конечно, понимал, что где-то и в чем-то был не прав перед ней, но сейчас-то выходило, что вся ее жизнь пошла под откос после него.

«Глупо, глупо-то как! И зачем она идеализирует то свое прошлое, ведь у нее было оно и до него, и после, и не ясно еще, что с настоящим? Он же просто хотел извиниться: дикий какой-то разговор вышел у них по телефону — и через столько лет». 

Странно, ведь Андрей и не собирался оставаться у нее, даже был не готов. Он хотел просто повспоминать с ней их совместное «когда-то», почувствовать ту острую нежность, что входит в такие моменты в комнату на цыпочках и подсаживается к столу третьей, просто попить старый добрый армянский коньяк. Но теперь, с каждым ее словом, с каждым новым упреком он все яснее понимал, что не уйдет. Она, сама того не понимая, жаловалась — ей плохо, плохо! Да, она сильная, да, ей на все наплевать, но, Боже, как ей плохо!

…Нет-нет, она, конечно же, все понимает, понимает, что уже поздно, что «метро не ходют, в такси не содют». Слава Богу, в ее однокомнатной квартире не одна кровать — есть еще диван, кресло. Холодно, правда, не топят. Но ее-то вообще ждет компьютер, много работы — на всю ночь хватит. Так что ложись, спи, если стук клавиш не будет мешать. Андрей не ворочался, не ерзал, даже не глядел на нее. Просто ждал, отвернувшись. Вот она включила компьютер, вот обернулась, начала что-то набирать на клавиатуре, опять обернулась. Нет, не работается. Если честно, холод страшенный. Она переоделась и выключила свет. Тогда он повернулся к ней и приподнял одеяло, впуская в нагретую постель.

Алексей Шорохов возвращает
в литературу русские смыслы

Алексей Шорохов, как никто другой сегодня, возвращает в литературу русские смыслы. Не мысли, подчеркиваю, а смыслы. Мыслей-то было достаточно, тем более они исходили из борьбы литературных партий. А, как известно, там, где борьба, не до истин. Главное — оглушить оппонента до состояния оцепенения. Мастерски это делал Вадим Кожинов…

Александр Кувакин.