«Да, наш народ спит… Но, мне сдается, если что его разбудит — это будет не то, что мы думаем…»
И. С. Тургенев, «Новь», 1876 г.

«Россия на краю пропасти. Каждая минута дорога! Все это чувствуют и задают вопросы, что делать? Ответа нет…
В. О. Ключевский, «Разрозненные афоризмы», 1899 г.

Как часто памятные даты возвращают нас к событиям, оставившим роковые следы в истории. И какую горькую пищу для размышлений дают они.

Выдающийся русский философ Н. А. Бердяев, размышляя об историческом пути России, писал в философской автобиографии «Самопознание»: «Революция еще раз подтвердила горькость русской судьбы. Несчастье ее было не в том, что она была преждевременной, а в том, что она была запоздалой… В России целое столетие подготовлялась революция. Но непосредственно революция не была подготовлена. Самодержавная монархия не столько была свергнута, сколько разложилась и сама пала…»

Бывший глава правительства России (1905—1906 гг.) С. Ю. Витте вспоминал: «Началось ужасное время. Несчастнейшая из несчастных войн и затем, как ближайшее последствие — революция, давно подготовленная помещичье-дворцово-камарильным режимом».

Эти оценки самодержавия, породившего три русских революции, бьют наповал воздыхателей о «России, которую мы потеряли», использующих исторические фигуры прошлого в политических целях.

1911 год был отмечен событиями, сыгравшими важную роль в последующей истории. В тот год страну поразил очередной неурожай и голод. Штормовые волны революции отхлынули, оставив множество жертв. Наступил обманчивый штиль. Но в обществе сохранялась атмосфера тревоги и предчувствия грядущей катастрофы. Россия нуждалась в кардинальных реформах, к которым взывала
1-я Государственная Дума.

Однако император и его окружение предпочитали, подобно страусам, прятать головы в песок, твердя о незыблемости монархических устоев. Даже подписав манифест от 17 октября, Николай II был убежден во вредоносности конституционных изменений. Не случайно он выписал из дневника князя Мещерского, известного монархиста, следующий текст: «Как в себе не зажигать конституционализма, ему в России мешает сама Россия, ибо с первым днём конституции начнется конец единодержавия. Оно требует самодержавия, а конец самодержавия есть конец России».

Это был исторический тупик…
Между тем талантливому русскому народу требовалось развитие во всех сферах жизни. Цивилизация и научно-технический прогресс не стояли на месте. Зорко наблюдали за Россией ее европейские соседи.

18 мая 1911 г. в Орле был совершен на биплане конструкции Фармана полёт легендарного русского летчика С. И. Уточкина. «Орловский вестник» с восторгом сообщал, как поднявшийся на 5—6 саженей аэроплан «сделал с большими промежутками четыре полёта, делая три раза по одному кругу, а один раз два круга. Причём опустился очень красиво. Публика усердно аплодировала авиатору». Полёт наблюдал семинарист Н. Н. Поликарпов, будущий советский авиаконструктор, наш знаменитый земляк.

11 сентября 1911 г. жители Орла стали свидетелями автопробега: Санкт-Петербург—Тверь—Москва—Тула—Орел—Курск—Харьков—Екатеринослав—Севастополь.

В ноябре 1911 г. открылась междугородняя телефонная линия Орел—Тула, а на следующий год — Тула—Орел—Курск, Орел—Москва, Орел—Харьков…

Насыщенной многими событиями была и общественная жизнь.
24 февраля 1911 г. царь удовлетворил просьбу Орловского губернского дворянского собрания об открытии всероссийской подписки для сооружения в Орле памятника герою Отечественной войны 1812 г. А. П. Ермолову «ввиду наступающего в апреле с. г. 50-летия со дня его кончины». Был образован представительный «ермоловский комитет». Начался сбор денежных средств. Открытие памятника намечалось к 100-летию Отечественной войны. Однако память выдающегося полководца и нашего земляка так и не была увековечена. До сих пор. А 30 апреля 1911 г. «Орловский вестник» сообщал, что «приходит в разрушение» памятник на могиле другого героя Отечественной войны — барона Ф. К. Корфа…

Зато 19 февраля 1911 г. Россия с пышностью отмечала 50-летие отмены крепостного права. Но было ли всеобщим ликование? И задумывались ли устроители торжеств, какую мину заложил под будущее страны манифест Александра II?

В привычном консервативно-охранительном духе власть стремилась затушевать классовую, антикрестьянскую суть «высочайшего повеления» об освобождении крестьян.

Орловская городская Дума обратилась к царю с просьбой о присвоении бывшему военному министру графу Д. А. Милютину звания почетного гражданина города Орла. В сентябре 1911 г.ходатайство было удовлетворено «по случаю 50-й годовщины освобождения крестьян от крепостной зависимости и во внимание к выдающейся государственной деятельности графа».

Но обстановка в губернии была не столь благостной. Губернатор С. С. Андреевский был встревожен «нежелательными умонастроениями» крестьян и фактами «противоправных» действий в отношении помещиков. В циркуляре от 03.02.1911 г.он категорически предписывал земским начальникам ограничить празднования «торжественным молебствием и слушанием слова священнослужителя, особо на этот предмет составленного по поручению епархиального начальства». Не допускались «созывы волостных и сельских сходов, ни тем более какие-либо на этих сходах собеседования».

Невольно вспомнился чеховский персонаж с его бессмертным призывом: «Народ, расходись, не толпись! По домам!»

Так и было. Уездные полицейские власти докладывали о «спокойствии и благополучии» в крестьянских обществах и даже о выражении отдельными из них «верноподданнических чувств». Полноте, никакого восторга крестьяне не проявляли, а власть не без основания опасалась беспорядков. Еще свежи были в памяти недавние события, сопровождавшиеся поджогами и разгромом помещичьих усадеб. О масштабности выступлений тех лет говорят архивные документы в сборнике «Революционное движение в Орловской губернии в период первой русской революции 1905—1907 гг.» (Орёл, 1957).

Полвека, минувшие со дня появления манифеста Александра II, не изгладили из памяти крестьян глубокого чувства обиды, разочарования и гнева. Обретя свободу юридически, они оставались зависимы от помещиков. Свобода без земли обернулась несвободой бытия. Выходивший за рубежом оппозиционный «Колокол» бил тревогу: «Старое крепостное право заменено новым! Народ царём обманут!» (15.06.1861). В следующем выпуске журнала звучал призыв: «Народу нужны земля и воля!»

Так «царь-освободитель», положивший начало реформам либеральной направленности, оставил на долгие десятилетия нерешенной главную проблему — вопрос о земле. Русский человек понимал свободу как волю, вмещающую в себя христианский и человеческий принцип социальной справедливости и независимости от власти эксплуататора-помещика. Манифест этот принцип попрал.

В России, в отличие от США, не решились на принятие гомстед-акта (1862), по которому каждому американскому гражданину предоставлялось право на получение участка земли (гомстеда) не более 160 акров (65 га.) Регистрационный сбор составлял 10 долларов. По истечении пяти лет он получал право собственности на эту землю. Закон означал радикальное решение аграрной проблемы и обеспечивал победу фермерского или американского пути развития капитализма в сельском хозяйстве с высокодоходным товарным производством. Русский крестьянин (в результате грабительского раздела земли в пользу помещика) вынужден был вести натуральное хозяйство с большими издержками. Ни о каком развитии промышленности и внутреннего рынка здесь говорить не приходилось. Реформа стала тормозом дальнейшего экономического прогресса России.

Как же реагировало орловское крестьянство на обнародование манифеста? Любопытные сведения на этот счет находим в подготовленной Государственным архивом Орловской области книге «Орловские губернаторы» (Орел, 1998).

В марте 1861 г. исполняющим обязанности военного губернатора Орла (с одновременным осуществлением гражданской власти) был назначен генерал-майор Н. В. Левашов. Назначение «силовика» было не случайным. Власть предвидела опасность крестьянских выступлений. Ведь волнения в селе Бездна Казанской губернии были жестоко подавлены войсками с применением оружия.

Докладывая императору о положении дел в губернии, Левашов сообщал: «Дарование бывшим крепостным людям прав свободных сельских обывателей было везде принято народом с изъявлением полного восторга. Но такое важное изменение во благо целого сословия не могло произойти без некоторых волнений вследствие неясного понимания крестьянами даруемых прав. Но следует заметить, что волнения между крестьянами нигде не достигали больших размеров и были всегда прекращаемы полицейскими мерами, за исключением нескольких имений, где потребовалось содействие военной силы, которая, впрочем, ни разу не была вынуждена прибегать к решительным и энергичным мерам».

Волнения происходили в Дмитровском, Орловском, Болховском, Малоархангельском и Карачевском уездах, куда губернатор направлял полицейские и воинские команды «по случаю возникших недоразумений». «Недоразумением» он называл «ложные толкования Положения» крестьянами. Судя по архивным документам, «толкование» было вполне адекватным царской милости, отвечавшим жизненным интересам русского мужика, который осознал себя свободной личностью.

Был арестован и направлен для следствия в Орел крестьянин Усов, «который постоянно производил беспорядки» в имении помещика Афросимова. В Болховском уезде арестовали шестерых крестьян, возмущавшихся несправедливостью принятого «Положения» в имении помещика Матвеева. Крестьянина Козлова арестовали по обвинению в том, что он «был замечен помещиком в возмущении других крестьян и лично делал ему грубости; не слушая убеждений станового пристава, отзывался, «дерзко смеясь и держа руки под бока». Под подозрением в неблагонадежности оказался даже дьякон села Пенное Кромского уезда А. Лебедев, помогавший крестьянам писать жалобы. Правящий архиерей предал его епархиальному суду, лишил должности и отправил в монастырь.

Власть и Церковь действовали воедино, пресекая возмущение крестьян. Правда, при всей своей решительности, губернатор призывал уездные власти и помещиков не озлоблять крестьян, воздействуя убеждениями, а воинские команды использовать лишь в крайних случаях, «когда промедление времени не может быть допущено, а именно действительность бунта или вооружения крестьян против установленных властей».

В очередном донесении императору он сообщал: «В 1862 году не было никаких волнений, ни особенно важных беспорядков; а если таковые возникали, то «скоро улаживались…»

Конфликты между помещиками и крестьянами он объяснял нежеланием последних переселяться, «видя, что вся выгода остается на стороне помещиков». Левашов признает, что имели место случаи принудительного переселения крестьян. Он же замечает корыстные интересы помещиков, стремившихся «требовать переселения крестьян, не придерживаясь буквально статей Положения, определяющих причины переселения, а ссылаясь на выгоды, которые от того должны будто бы произойти для самих крестьян, которые, однако, вовсе не разделяют такого мнения владельца…»

Слуга императора, будущий помощник шефа жандармов и управляющего III отделением Собственного Его Императорского Величества Канцелярии, Левашов оставался всегда государственником. Пресекая крестьянские волнения, он был против потакания прихотям помещиков, усматривая в их действиях опасность возможных беспорядков. Это запомнили современники. В «Русском биографическом словаре» (1914 г.) Левашов предстает как человек, который «правил энергично и крайне самовластно, нередко переходя за пределы власти губернатора. Вследствие этого он разошелся с тамошним дворянством и даже столкнулся с духовной властью в лице Орловского архиерея Поликарпа».

Однако даже такие государственники, сохранявшие понятие о долге и чести, не могли изменить негативных последствий реформы в крестьянском мире.

Отмена крепостного права не облегчала положения крестьян, страдающих от малоземелья, обременённых выкупными платежами, недоимками и по-прежнему находившихся в безысходной бедности.

Вопрос о земле стал национальной проблемой России. С 1861 по 1900-е годы величина крестьянского надела земли сократилась в стране с 4,8 до 2,6 десятин на душу мужского пола. Около 78% крестьян не находили постоянного применения своему труду.

Масштабный социальный конфликт между многомиллионной крестьянской массой и монархическим режимом становился объективно неизбежным. Грозный гул надвигающейся крестьянской революции слышали многие мыслящие люди. Предчувствуя эти события, революционер-демократ Н. Г. Чернышевский в 1853 г. говорил: «Когда вспыхнет революция, я приму участие… Меня не испугает ни грязь, ни пьяные мужики с дубьем, ни резня…» А противник революционных действий историк В. О. Ключевский, понимая грядущий гнев народа, писал: «Жутко стоять между двух огней. Лучше идти против двух дул, чем стоять, не зная, куда броситься, когда с обеих сторон направлены против тебя по одному дулу…» (из дневниковой записи от 9 марта 1862 г.).

Квази-либеральная трактовка реформ Александра II, прозвучавшая недавно в ходе научной конференции в связи со 150-летием отмены крепостного права, носит политический и сугубо прагматичный характер.

Даже название конференции («Великие реформы и модернизация России») говорит о стремлении связать прозападный «либеральный» курс с деятельностью «царя-освободителя». Выстраданное крестьянством освобождение именуется не иначе как «исключительный акт свободы». Реформы Александра II называются «проектом нормального гуманного строя». Прозвучал также тезис о том, что «в конечном счете в историческом масштабе прав оказался именно он, а не Николай I или Сталин». Тезис, мягко говоря, спорный. Подобные исторические аналогии и оценки ушедших эпох некорректны и вряд ли могут быть признаны строго научными и соответствующими исторической правде. История пореформенной России их отвергла. Непоследовательность, половинчатость и очевидная классовая подоплека этих реформ (а затем контрреформ Александра III) с обезземеливанием крестьянства и пагубным затягиванием решения земельного вопроса, послужили прологом к возникновению в конце XIX — начале XX века революционной ситуации и последующих великих потрясений России.

В первом десятилетии XX века страна напоминала авиатора, поднявшегося в небо без уверенности в благополучном приземлении…

В 1911 г. скончался М. М. Стасюлевич, историк, один из столпов просвещённого либерализма, редактор журнала «Вестник Европы». В отличие от нынешних «либералов», окопавшихся в «Институте современного развития», этом русофобском «либеральном мозговом центре», Стасюлевич был истинным патриотом России, верившим в ее великое предназначение.

В 1911 г. ушел из жизни виднейший историк и мыслитель В. О. Ключевский. Его исторические взгляды востребованы и поныне. Порой они поражают провиденциальным смыслом. Ему принадлежит крылатая фраза: «Христы редко являются, как кометы, но Иуды не переводятся, как комары». Новейшая история России не раз подтверждала горькую истину этого афоризма.

В 1911 г. агентом-провокато-ром охранки был убит П. А. Столыпин, «последний из могикан»-реформаторов, пытавшийся спасти монархию от надвигающегося социального хаоса. Однако, его аграрная реформа в условиях сохранения царского режима и помещичьего земле-владения была обречена на неудачу. Земельный вопрос остался неразрешённым…

До великой российской смуты оставалось шесть лет. Русскому крестьянину, жившему вековой мечтой о социальной справедливости, нужна была не рафинированная и лукавая свобода, а осознанная воля и владение землёй, на которой он трудился. Признание основанного на исторической памяти права владеть землёй и своей судьбой без всяческих «выкупов» не могли (не хотели) понимать 150 лет назад, да вряд ли понимают и сегодня.

Избрание историческим ориентиром фигуры «царя-освободителя», а не Петра I или Сталина, вряд ли что изменит в реальной политике модернизации России. «В карете прошлого далеко не уедешь», ведь лидеры минувших эпох занимались законотворчеством в совершенно иных исторических условиях. И все же подлинными реформаторами, достигшими величайших вершин в государственном строительстве, остаются Петр I и Сталин. А позорная продажа русской Аляски американцам была именно в царствование Александра II, да и политический терроризм, жертвой которого пал сам император, получил особый размах в годы его правления как реакция на несправедливую реформу 1861 г.

Россия неизбежно выходила на орбиту иного социально-экономического и общественного развития. Исправляя суровыми и порой жесткими методами невыученные уроки царского времени, страна, воспрявшая в результате Великой Октябрьской революции, достигла небывалых высот в экономике, социальной и духовной сферах. Советский Союз как новый социалистический формат исторической России стал сверхдержавой, первой в истории человечества отправившей своего сына в космос. Был в чрезвычайных условиях и с неизбежными издержками решён и крестьянский вопрос, что позволило создать мощную индустриальную базу, победить в Великой Отечественной войне и выйти в космос. И никаким «десталинизаторам» с русофобским оскалом и повадками американского сенатора-«охотника за ведьмами», не опровергнуть величия и эпохальных достижений русской советской цивилизации. Не растоптать нашу историю.

Свобода экономическая плюс социальная справедливость в интересах народа и государства лучше свободы экономической плюс философии социального дарвинизма. Именно этот постулат должен лежать в основе жизни современной России. Но он фактически нереализуем для большинства граждан, т. к. власть находится в руках вороватого меньшинства, владеющего национальными богатствами страны. Социальная пропасть и коррупция в обществе достигли чудовищных масштабов, что исключает в этих условиях формирование реального гражданского общества и «нормального гуманного строя». В стране с вымирающим населением и геополитическими утратами гражданское общество является нонсенсом.

История России продолжается и подходит к той точке бифуркации, когда решается вопрос о судьбе самого государства и его народа. От всех, кому не безразлично будущее, зависит, будет ли Россия бороздить космос и осваивать другие планеты или останется страной «с неправильной историей» и народом, обязанным вечно каяться перед ее ненавистниками и русофобской либеральной тусовкой. К сожалению, исторического времени, необходимого для новой самоидентификации России остается все меньше. «Каждая минута дорога»…

В демократической России старая национальная проблема «земли и воли» вновь обрела злободневное звучание, как если бы страна вернулась на 150 лет назад. Драма и трагедия современного крестьянства, обреченного на вымирание и распыление вместе с исчезновением тысяч русских сёл и деревень — наглядная иллюстрация либеральных реформ постсоветского времени в аграрном секторе.

Куда несешься, Русь? Дай ответ! Не дает ответа. Давно умолк чудный звон колокольчика на ее бескрайних пустующих просторах. По-прежнему рассечено славянское братство единого русского народа — великороссов, украинцев и белорусов. Идёт замещение государствообразующего народа другими этносами. Явочным порядком осваивает Дальний Восток миллиардный Китай. А известный политолог и редактор журнала «Политический класс» Виталий Третьяков, выражая тревогу мыслящей общественности России, ведёт на канале «Культура» авторскую телепередачу «Что делать? Философские беседы». Недавно он написал книгу, которую так и озаглавил: «Что делать?»

Снова — «Что делать?!» Вот именно. И никуда не уйти от извечных русских вопросов «Кто виноват?» и «Что делать?». Их не однажды задавали более ста лет назад известные политики, философы и писатели. И когда-то на эти вопросы все равно придётся отвечать. Рано или поздно. Лучше — рано. Вот только какой ценой? До столетнего юбилея Великого Октября осталось 6 лет.